Приходит на берег.
Обычно полоска заката на горизонте успокаивает, но на сей раз малиновая прослойка разбита на куски, между ними черное, живое... Щупальца. Словно прутья клетки. Какие все-таки огромные!
Эгорд бредет по лезвию берега, ноги в песчаной каше, пенные ковры воды стелятся внахлест. Кошмарных размеров монстры на расстоянии нескольких метров... и не трогают, словно тысячелетние деревья...
Не покидает тревога и чувство нелепости. Все трое знают: ночью – беда, надо убираться, срочно!.. Но у каждого есть причина остаться. И весьма неубедительная. Милите вдруг понадобился источник силы, именно этот, хотя можно черпать силу из тех же рыб, чаек, драконов, а уж на материке живности сколько угодно, на подходе к цели зарядились бы по горло и без риска. Тимориса потянуло на еду, выпивку и девок. Неудивительно, но все же воин не так прост. Эгорд обязан ему жизнью, Тиморис не валяет дурака, если грозит серьезная опасность. А сейчас все крайне серьезно!
Оглушить обоих, забрать и улететь? Заманчиво, но... сделать так – признаться, что угроза действительно есть, как и загадочная наяда. Сельчане узнают, что западня провалилась, и обязательно найдут ту, кто гостей предупредил. Найдут и...
Нет, не улетит.
На душе мрак, вокруг – тоже, времени не остается, только и можно переставлять вялые ходули, что зовутся ногами, к неизбежности. Что же, бесы все дери, творится? Хотя... бесы и так уже дерут все и всех по всему миру...
Меж далеких домиков зажигаются окна, факелы, фонари, костры... Гул как в разворошенном улье.
– Слава героям! – кричит кто-то
– Слава героям!!! – взрывается толпа.
Эгорд плетется среди пляшущих людей, на лицах безумное веселье, руки подбрасывают лепестки цветов, лапти молодых увальней вминают землю в раздольном танце, кружатся визжащие юбки, из кружек плещет пена. Воин-маг позволяет обвешать себя венками, всучить в деревянные ладони кубок, отхлебывает, не чувствуя ни вкуса, ни запаха, взгляд в пустоту...
Его усаживают за стол между Милитой и Тиморисом. Во главе восседают Деймус, кузнец и толстый творец пиршества, довольный до ушей. Стол тянется вдоль улицы, исчезает во тьме как черный луч, содержимое похоже на пестрый горный хребет. Здесь и бурые нагромождения жареных мясных боков, всяческие заросли салатов, пучки съедобной зелени, лук, чеснок, парующие жерла котлов, горшков и кастрюль с супами и кашами, озера вин, соусов, отдельной скалой высятся бочки с пивом.
Слуги суетятся как пчелы, едва поспевают резать мясо, раскладывать по блюдам, наполнять чаши, кубки, кружки, тяпнуть что-нибудь за щеку. Сотни маленьких водопадов: винных, пивных, суповых, – шипят, пенятся, льются из сосуда в сосуд, течет сплошной рекой звон посуды и галдеж. Ряженые музыканты дудят, хлещут по струнам, бьют в барабаны, люди непрерывным круговоротом льются из-за стола в пляс и обратно.
Тиморис обставлен дымящимися блюдами и кувшинами, девушки оплетают как плющи, лишь торчит голова, волосы как гнездо, глазищи только что вылупившегося птенца.
– А вот когда служил в гвардии... ик... Дасана Жабоглота... такого насмотрелся, чуть не поседел... Да не в тюрьме сидел, а поседел... то есть, не поседел... брр! Налей еще, милочка... Ай, умница, дай поцелую!
Милита, как ни странно, тоже наслаждается, по улыбчивым губам течет вино, глаза в огненной мгле ночи белеют ярче солнца, на щеках ямочки. Немертвая смеется шуткам, откинувшись на роскошный высокий стул, нога на ногу, пальцы играют наполовину испитым кубком. Рядом бородатый верзила пялится на оголенные бедра, живот и едва прикрытые зачарованной сталью груди, ручища опускается на коленку... Из-под плаща в бок наглеца упирается лезвие лука, рубаху облизывает лиловое пламя. Лапа отдергивается, верзила со скрипом отворачивается, глаза вздуты. Милита улыбается как ни в чем не бывало.
Эгорд вяло отщипывает кусочки мяса, вилка понуро ковыряется в салате, кубок почти не тронутый. Взгляд в очередной раз оглядывает толпу, ищет наяду...
– Люди! – поднимается Деймус с чашей вина. – Жители благословенного острова! Редко судьба посылает нам чужаков, еще реже – чужаков, которые не хотят причинять вред. Но сегодня свершилось небывалое! Нас одарили встречей великие герои!
– Слава героям! – нестройно гремит толпа, кружки в небо.
– На маленькой яхте, – продолжает староста, – через жадные просторы океана, полные диких спрутов и штормов, в земли демонов. Одни против полчищ. Несомненно, их ждет гибель. И тем бесстрашнее, прекраснее подвиг! Несмотря ни на что, наплевав на жизнь, – в бой со злом! Честь и хвала героям! Вечная слава!
– Вечная слава!!! – плещут голоса.
– Эй, кто здесь... ик... собрался погибать, я не...
Тиморис протестующе качает пальцем, но красненькие от хмеля и жара девушки услужливо льют в рот густое вино, суют пучок хрустящей травы, осыпают поцелуями, воин тает в хороводе влажных улыбок, что-то мычит.
Эгорд тяжко вздыхает. Тиморис выбывает, ясно как дважды два: и не вспомнит о дневном разговоре, ночью его вряд ли удастся откопать из-под груды сопящих девичьих тел и пустых кружек.
Вязнет в болоте омерзительно теплого времени, никак не может собрать детали окружающего безумия воедино, все кажется мешаниной из рук, ног, огней, бочек, юбок, разинутых ртов, ломтей мяса... Но что все это и зачем? Мысли ускользают... Только девушка в морском платье всплывает ясно, но лишь в памяти...
Эгорд ползет по течению праздника смиренно: восхваляют – кивает, пьют за его здоровье – поднимает кубок, уговаривают испробовать очередной кулинарный шедевр – откусывает кроху...
Обнаруживает себя танцующим с Милитой, даже не напрягается, тело помнит размеренные движения, обучал годы назад «младшую сестренку». Милита притворяется пьяной, но иногда, в неуловимые мгновения, очень даже трезво подмигивает Эгорду. Разумеется, никакие зелья, в том числе туманящие голову, не действуют на нежить.
Милита кружится в толпе таких же кружащихся.
– Скорее бы этот цирк закончился. Когда уже все перепьются?
Эгорд перехватывает за талию, девушка изгибается к земле.
– Уговаривать тебя смысла нет.
– Жду не дождусь, когда эти болваны посмеют напасть. Так и хочется кровавой заварушки! Томлюсь в предвкушении, но, представь себе, не злюсь. Понятно, чем кончится, всех перебью, можно не волноваться.
Эгорда успокаивает лишь то, что на теле верная чешуя доспехов, у пояса готов нырнуть в ладонь еще более верный меч, а голова помнит череду безотказных заклинаний.
– Деймус, – обращается Эгорд спустя пару танцев, два недоеденных блюда и созерцание жалкого вида Тимориса, – пожалуй, отправлюсь спать. Вполне насытился, а завтра визит к магам и тяжелый путь...
– Твоя правда, гость, – почтенно кивает староста. – Героям нужно много сил, а их подарит лишь долгий и крепкий сон. Ступай, гость. Покои прибраны и натоплены.
– Передай Луфу, этот пир – лучший в жизни.
Эгорд заходит на крыльцо.
Деймус кланяется до пояса.
– Твоя хвала дороже бриллиантов. Сейчас же передам. Доброго сна, гость!
Какое-то время наблюдает за пиром из окна третьего этажа в коридоре. Жители не притворяются, и впрямь несказанно рады героям, девушки липнут к Тиморису не по заданию магов или Деймуса – привыкшие к своим островитянки искренне жадны до историй и ласк чужака, в нем столько нового, невиданного. Просто никто не говорит, что будет завтра. Стараются об этом не думать. Многие даже убедят себя, что герои в самом деле уплыли к демонам совершать подвиги, а не сгинули в крепости магов...
Эгорд бродит по комнате из угла в угол, о том, чтобы снять доспехи, речи быть может. Не спать! Вот-вот нагрянут… И как будут пленить? Просто вломятся и свалят парализующими лучами? Или зачарованные простыни скрутят по рукам и ногам? Или магическая ловушка телепортирует прямо в крепость?
Откуда ждать нападения?
И все же ощущается усталость, еще бы, день насыщенный, да и вино заползает в извилины, половина линий размыта. Придется потерпеть, бывало, трое суток махал мечом и ничего, живой...
Поток воспоминаний обрывается осознанием: лежит на кровати. Вот же предательское тело! Вскакивает как ужаленный, в торбах должно быть зелье бодрости, где же... ведь хорошо запасся... А, вот!
Глоток – и флакончик пуст. Линии вновь четкие, мысли не путаются.
Выходит на широкий полумесяц балкона. За белым мраморным парапетом убегает в скалу тропинка, исчезает где-то у вершины – у замаскированной крепости. Пейзаж напоминает о грядущей передряге.
Слева из-за скал – кусочек океана. Докатывается плеск волн, гнутся черные силуэты щупалец, но можно привыкнуть их не замечать, сосредоточиться на луне, россыпи звезд, водных просторах...
Тревога с каждой минутой проникает глубже, в сердце.
– Голосов не слышно, пир закончился, – бормочет Эгорд неугомонной тревоге. – Значит, Милита и Тиморис в комнатах. Я все знаю, готов к атаке... Как только нападут, пробиваюсь к Тиморису, привожу в чувство, Милита наверняка тоже готова, бежим к яхте... тьфу, к дракону... Улетаем.
Эгорд в мрачной задумчивости. Милита не улетит, пока не проникнет к магам. Что делать?.. Но в любом случае доберемся до дракона, не будет же она штурмовать крепость пешим ходом... А там по ситуации.
– Ладно, – громко выдыхает Эгорд, – справились с армией демонов, справимся и с... чем, неизвестно, но это наверняка проще армии демонов.
– Открытой вражде ответить легче, – знакомый женский голос, – а когда вьют западню и приглашают в нее зайти...
Эгорд оборачивается.
Наяда у краешка балкона, под тенью занавески, в лунном свете платье переливается не менее чарующе, чем на солнце. Волосы так же парят, как мерцающие на дне океана водоросли. Глаза... как же уютно в их глубине.
– Как ты здесь оказалась? – спрашивает Эгорд осторожно, словно боится спугнуть привидение.
– Пропустили, – пожимает плечами наяда. – Сказала, ты хотел меня видеть ночью в своей комнате. Пришлось врать, но...
– Нет.
Эгорд делает шаг навстречу.
– Это правда, только и мечтаю тебя увидеть... в перерывах между ожиданием беды.
Девушка подплывает к Эгорду, шелковое полотно лица можно разглядывать всю жизнь, блуждать в этих волшебных линиях...
– Эгорд, почему вы не улетели?
– Друзья не хотят. Причины слишком уж сомнительные, но я не могу бросить. И еще...
– Что?
– Жители и маги узнают, кто нас предупредил, и... Я...
Девушка берет лицо Эгорда в ладони, вновь ощущение теплой воды, морской колыбели на окраине мира.
– Так хорошо... Забываю узнать твое имя...
– Ой...
Девушка смущенно подносит пальцы к губам, впервые улыбка не печальная, а самая девчоночья.
– Точно, и я забываю назваться...
Миг, и вновь печаль. Улыбчивая, но все же печаль.
– Не нужно, – качает головой девушка. – Ведь ты как-то меня называл, когда вспоминал, верно? Пусть это имя и останется. Чистое отражение меня.
– Наяда...
– Прекрасно. Спасибо, Эгорд... Ты подарил мне меня.
Девушка порывом бриза к Эгорду, воин-маг нежно прижимает к себе теплую прохладу, или прохладную теплоту, гладит воздушные волосы, те легко звенят, как стайки крошечных пузырьков.
– Что будешь делать, – спрашивает Наяда, – когда ворвутся?
– Сражаться.
– Верно... Сражаться надо.
– Ты говорила, что страдаешь предчувствиями. Они еще с тобой?
– Всегда. Они по-прежнему говорят, что эта ночь для меня последняя.
– Нет...
– Предчувствия меня не обманывают. – Девушка поднимает глаза, блестят дорожки слез, но еще сильнее – улыбка. – Не страшно. Предчувствия шепчут, что с тобой все будет хорошо. Ты выберешься, это главное!
– Наяда!
В горле соленый ком.
– Не нужно, Эгорд.
Лицо девушки ближе.
– Пусть эта ночь будет самой прекрасной в моей жизни.
Какая же она легкая, думает Эгорд, поднимая Наяду. Мир теряется, глаза становятся ненужными, Эгорд и сам обретает невероятную легкость, словно стальная чешуя превращается в настоящую, вырастают плавники, и он с Наядой кружит в синих глубинах, среди китов и медуз, в жидком свете кораллов, жемчужин, прозрачных рыб.
Лежат на балконе, под звездным небом, на ворохе мягких тканей. Так можно себя чувствовать на берегу, когда теплая волна накрывает тело, но не растекается, а дремлет как одеяло. Девушка обнимает, пальчики водят по лицу и шее...
– Не жалею ни о чем, – шепчет она. – Было немало мгновений, ради которых стоит пройти через мрак. Это – лучшее из всех.
– Наяда, мы улетим вместе, – говорит Эгорд, – никому не позволю...
Пальцы девушки застывают на амулете спрута.
– Эгорд... Что это?..
– Староста сказал, с этими оберегами спруты нас не тронут...
– О боги, Эгорд!
Рука Наяды отдергивается как от пираньи.
– Сними немедленно!
Повторять дважды не приходится, кому-кому, но только не Наяде, Эгорд вскакивает, рывок – и цепочка со спрутом исчезает меж ножек парапета, во тьме ночи.
В мозг бьет муть, Эгорд заваливается вперед, Наяда подхватывает, закидывает его руку себе на плечи, осторожно сажает на колено.
– Эгорд, что случилось? – испуганный голос. – Ты слышишь?
Воин-маг кивает.
Голова опять ясная, даже яснее, чем весь минувший день. Дурак... Бесы, какой же дурак!
Все из-за этой жалкой погремушки! А он гадал, что за меланхолия с утра до ночи, опасности раскрывались одна за другой, подтверждались, а он смирился, дескать, пусть идет как идет, все равно сделать ничего не в силах... Убить мало этого Деймуса! Хотя он и прочие жители – напуганные игрушки магов. Всему виной эти индюки в крепости!
Вот же бесово болото, а ведь желание Милиты разгромить магов и жажда Тимориса до простых человеческих радостей – тоже из-за амулетов! Чтобы никто не покинул остров! Надо срочно сорвать эту мерзость с их шей...
– Одевайся, – быстро говорит Эгорд. – Мы улетаем.
Спешно ныряет в штаны и рубаху, заматывается в кожаные подкладки, щелкают застежки доспехов и ремней. А ведь останься разум чистым, уже давно бы сообразил, чем дело пахнет, Наяду в охапку, Милиту и Тимориса за шиворот, на дракона – и поминайте, как звали.
– Эгорд, меня все равно... – обреченно начинает Наяда.
Воин-маг затыкает ей рот крепким, но нежным поцелуем.
– Прорвемся.
Хватает за руку, бегут к двери.
Пальцы обрастают иголками инея, заклинание сорвется на всякого, кто не захочет проявить дружелюбие.
Открывает дверь.
Сверху в лицо смотрит кошмарное чудовище. На синей коже пленка слизи, провал рта венчают щупальца, среди бликов лысины – черные глаза. Инистая рука Эгорда опускается, воин-маг смотрит на страшный танец щупалец, не пошевелиться. Чудовище качает мощными клешнями, столбы ног книзу расширяются как две горы, на спине огромная тяжелая конструкция из гигантских щупалец, вееров и шипов, оттуда вылезают и прячутся обратно всяческие морские твари…
В коридоре напуганные люди, лица исчерчены тенями: грустный, но решительный Деймус, злорадный Волдур, заплаканные девушки, так настойчиво липшие к гостям...
Пронзает жуткий вой, в невидимые раны заползает густой черный страх, глаза Эгорда прикованы к бездне в пасти чудовища.
Тело безвольно вянет...
Сзади долетает крик девушки...
http://tl.rulate.ru/book/35457/811060
Использование:
