На следующий день, когда островитяне закончили устранять последствия атаки Темного Ордена, Эгорд прогуливается по тропинке, что ведет в скалы.
Самая неизученная часть острова. И самая большая – две трети площади, если считать чистую горизонталь, а сколько пещер, каньонов, подземных озер...
Хорошо, есть стрекозы.
В одиночку исследовать эти богатства времени не хватит, а надо. Скоро на остров прибудут первые ученики, нужно исключить как можно больше факторов риска.
Пока ноги поднимают по крутой тропинке, воин-маг смотрит в букет лучей Ока Асимиры. Здесь никто не видит, можно позволить себе наблюдать за островом через стрекоз. Наверное, нечто подобное испытывают боги, что зрят все и сразу.
Очередная стрекоза, куда переселился взгляд хозяина, пролетает вдоль берега. Океан дышит громко, умиротворенно, волны высотой с собак бросаются на песчаную гладь, вылизывают, остаются разводы пены.
На берегу – Тиморис.
Сидит на бревне, рядом – башенка толстых книг до колен. На бедрах тоже книга, раскрытая. Воин читает.
Эгорд верит с трудом.
Стрекоза-невидимка подлетела, в «окольце» мелькают книжные корешки, Эгорд вчитывается...
Учебники светлой магии!
Рожа Тимориса нахмуренная, нижняя челюсть вперед, из теней под бровями сузившиеся глаза буравят строки, воин читает крайне медленно, но упорства не занимать.
Снял шлем, гребень пятерни вспахал промокшие волосы, тыльная сторона ладони стерла со лба капли, долгий выдох, щеки вздулись...
Другая ладонь хлопнула по толще страниц, губы стянулись в кривой узел, голова набок, глаза озадаченные как у совенка, впервые увидевшего гусеницу, Тиморис чешет в затылке.
– Дааа, – бормочет, – без бутылки не разберешь...
Зевает как бегемот, веки плавают вверх-вниз, похоже, первый ученик новой магической школы сейчас уснет, с книжищей на коленях, подбородок опускается на грудь, веки слипаются.
Шум волн отмеряет время, Эгорд вслушивается, готов услышать храп...
Но плечи друга расправились, встрепенулся как петух, лицо вновь серьезное, взгляд поехал по строчкам. Вдумчивый. Упорный.
Эгорд улыбается.
Ноги привели на выщербленное плато, носки стальных сапог размешивают крошки, ветерок треплет пучки выцветшей травы. «Окольцо» погасло, хочется посмотреть своими глазами.
Воин-маг бродит, озирается, природа соткала хитроумную сеть ниш и переходов: ровные площадки, огромные каменные желудки, угловатые расщелины, пещерки с зубами сталактитов и сталагмитов, как глубоководные рыбы, каменные ключицы над пропастью, витиеватые карнизы... Иногда Эгорд забредает в тупики, но проблему решает телекинез, ледяные ступени или иная магия.
На одном из плато, откуда хороший вид на крепость, на Эгорда напал сын Зараха. Как и обещал, со спины.
Но Эгорд был готов, защитные и предупреждающие чары всегда с ним, воин-маг отразил коварный удар хвоста мечом с разворота, плоской стороной клинка.
На свободе человек-скорпион – противник более грозный, хотя для Эгорда по-прежнему не опасен, если не терять бдительность. Не прошло и нескольких минут, а плато уже засеяно ледяными осколками, те продолжают сыпаться, звенеть, демон молотит, таранит ледяные наросты клешнями, хвост извивается, рассекает, жало брызжет ядом, даже не верится, что Хафал может быть таким быстрым.
С края, на высоченном валуне, в позе дикой кошки наблюдает Велира, ветер играет черным костром волос. В кулаках стиснуты рукоятки, клювы сабель упираются в камень, напоминают передние лапы богомола.
– Помочь? – крикнула пиратка.
– Не вздумай! – рычит Хафал, не прекращая наступать. – Он мой!
Эгорд и Хафал пыхтят, по коже катятся капли, но меч и клешни звенят снова. Битва гонит по жилам горячую кровь, Витор вот так же учил Эгорда сражаться.
Воин-маг снова уткнул острие меча в скорпионий панцирь.
– Отлично! Еще раз!
Клинок скрещивается с жалом, Хафал кидается в атаку с яростью, под колючими бровями пылает ядовитое пламя, челюсти и жвала щелкают. Сталь звенит, изливает искры.
Меч ткнул сына Зараха в живот, но звук удара о хитиновые щитки утонул в рычании.
– Молодец! – выпалил Эгорд. – Еще!
Хафал задыхается.
– Червяк ледяной!.. Ты... сильнее... пока...
– Ты хорош в атаке, но мало уделяешь внимание обороне. Потому и проигрываешь. Но это поправимо. Продолжим!
И они продолжили. Продолжение растянулось на долгие и весьма увлекательные минуты, до момента, когда рядом с очагом дуэли вспыхнул свет, разлетелись сочные белые ленты, открыв столь же чистую белизну жреческих одеяний.
Халлиг! Вновь телепортировался.
Посох нацелился на демона, тот мощным прыжком отлетел, лапы ударились о поверхность валуна рядом с Велирой, хвост извивается упруго, как металлический. Две пары смотрят друг на друга в воющем безмолвии, Эгорд и Халлиг внизу, Хафал и Велира сверху...
– Еще встретимся! – прорычал демон.
Прыжком через голову исчез в каньоне. Велира соединила сабли в золотые крылья, те уносят владелицу следом.
– Не сомневаюсь, – сказал Эгорд с улыбкой.
Старший жрец глубоко вздохнул, посох выровнялся по вертикали.
– Как здесь оказался? – спросил воин-маг.
– Увидел из окна крепости. Что ты тут искал?
– Просто гулял.
Молчание.
– Все собирался спросить… – наконец заговорил жрец. – На корабле ты рассказывал, как дико боялся скорпионов. А сейчас боишься?
Эгорд качает головой.
– Нет.
– Почему?
Воин-маг с мелкой судорогой выпускает из легких яд.
– Из-за глупого страха бросил в беде лучшего друга, отца и учителя. А «младшая сестренка» стала демоном... Самое страшное уже случилось, и бояться смысла нет. Остается только с этим жить.
Молчание.
– Иногда полезно, – говорит Халлиг, – упасть на дно.
– Зачем?
– Оттолкнуться для взлета.
Эгорд и Халлиг встали на краю плато, два взора устремлены на замутненную дымкой расстояния крепость, воздушная река теребит одежду и волосы...
– Как дела с последней ловушкой? – спросил Эгорд.
– Похоже, тайна за дверью так и останется тайной.
– Обидно.
– Не то слово...
– Пойду взгляну, может, что в голову придет...
– Только не клади руку в замок. Сгоришь мгновенно.
Спустя полчаса Эгорд на третьем этаже подземелья, на окраине черного лабиринта. В начале коридора, что заканчивает таинственной дверью.
В ледяном кресле. Взращенная из фантазии мебель дышит туманом, лед выпускает мягкие лучи цвета океанской пучины, от основы расползлись кольчатые ледяные корни, пролегли вдоль стен, кончики мерцают в самой глуби коридора, около двери. Из этих червей льется такой же свет, земляное горло будто затоплено призрачной водой.
Сквозь десятки метров задумчивый взгляд Эгорда упирается в паутину дверных узоров и блестящую серебристую впадину в форме человеческой кисти – замок.
На его дне залегла смертельная, непреодолимая ловушка...
Что делать?
От бесплодности размышлений взгляд стал сонным. Упершись в ледяной подлокотник, воин-маг трет подбородок, другая ладонь сжимает до треска и разжимает соседний подлокотник, нога вытянута, вторая – подогнута...
– Эгорд...
Голова сделала пол-оборота, глаза косятся в сливовый сумрак.
Из темноты робко выплывают очертания волшебного морского платья. На предплечье Жемины висит корзинка.
– Принесла покушать.
Эгорд вздыхает, внезапно на душе стало тепло и спокойно, наверное, это и есть капелька семейного счастья, когда человек кому-то нужен, о нем помнят и заботятся.
– Спасибо, родная. А я совсем увяз в тайнах, нет сил выпутаться... Ты вовремя. Правда.
Жемина ответила улыбкой.
– Я рада.
Подошла к ледяному креслу, присела напротив Эгорда, ему на колени опустилась корзинка. Внутри выпечка, исходит парок и ароматы, пробуждающие голод, рядом горшочек, накрыт тугой тканью, горловина перетянута веревочкой.
– Поешь, любимый.
– Давай вместе, родная. Посиди со мной.
Эгорд отставил корзинку на подлокотник, объятия раскрылись, Жемина пересела Эгорду на колени, воин-маг приказал доспехам выделить тонкую пленку света, чтобы девушка не замерзла, та вжимается в широкую сияющую грудь, Эгорд обнимает.
– Прости, – шепчет Жемина. – Наговорила вчера много дурного...
– Моя вина.
Огрубевшие ладони гладят нежный шелк волос, кремовую кожу на плечах и ткань удивительного платья, где отражается живой морской мир, взгляд снова тонет в глубине коридора, в синем от света ледяных щупалец воздухе, упирается в тупик. Самый глухой в жизни тупик в виде серебристого желоба-руки.
– Ломаю голову над этой дверью, будь она неладна. Ее охраняло столько ловушек, подумать страшно. Халлиг обезвредил почти все, но последняя...
– Знаю, – говорит Жемина. – Он жаловался и мне. У него был несчастный вид, будто погиб близкий человек... Какие все-таки люди разные. Каждого волнует что-то, к чему другие равнодушны.
– Я такой же.
Жемина подняла голову, по щетине Эгорда скользят подушечки пальцев.
– Ничего, сейчас поедим, со свежими силами что-нибудь придумаем.
Время обеда.
Прочь все тайны, заговоры, проблемы, даже потрясатели миров, властелины и герои хотят простых милых радостей, хотя бы иногда.
Жемина извлекает из корзины лепешку за лепешкой, каждая с сочной прослойкой мяса и овощей, тесто от малейшего прикосновения хлюпает, Эгорд любуется неспешным танцем пальчиков, Жемина отщипывает кусочки, кладет уставшему магу на язык, лоскутки поменьше робко амкает сама.
Эгорд жует неторопливо, взгляд отдыхает на очертаниях хранительницы уюта, порой нельзя удержаться от желания самому оторвать кусочек, покормить очаровательное создание, с губ на губы то и дело перепархивает улыбка, поцелуи со вкусом специй. Запивают горячим супом из горшочка, выдувают из темной глиняной полости клубочки пара, отхлебывают с журчанием...
Опустевшие горшочек и корзинка покоятся на ледяной плите подлокотника, из него, как и из всего трона, торчат молочно-синие колья, всюду снежный мох, пелена мороза...
Но в кресле, внутри холода – теплая сердцевина: Эгорд и Жемина обтекли друг друга в капле медового сияния, единое целое, как два комочка воска, темный и светлый, слепленные в овал.
– Странно... – бормочет Эгорд. – Пока думал, что ты мертва, мечтал о тебе с отчаянной тоской, страдал, грезил... А когда чудом нашлась, живая и невредимая, я погрузился в дела, начал о тебе забывать...
– Ты герой, Эгорд, – отзывается Жемина тихо. – А я обычная девушка.
Что ответить, Эгорд не знает.
– В каждом человеке живут двое – простой и герой – говорит Жемина. – Разница лишь в том, сколько в каждом от простого, а сколько от героя. В женщинах больше простого. Все мы от природы простушки. А мужчин тянет быть героями. Рождены для подвигов, жаждут совершать необычное, великое, менять мир, быть в центре удивительных, опасных событий, где могут доказать суть героя. А женщинам хочется покоя, одинаковых светлых дней, простых радостей, тихого семейного счастья, не ввязываться в великое и опасное, а просто любить, быть любимой, как можно дольше...
– Жемина...
– Я, наверное, самая обычная девушка на свете. Хочу простого, как все. Растить детей, вышивать, возиться на кухне, поливать цветы, гулять с любимым на природе... Даже имя самое обычное – Жемина. Так зовут чуть ли не всех сельских девушек.
– Родная, ты не можешь быть обычной. В тебе столько всего... удивительного! Знаешь, твое лицо невозможно запомнить! Держится в сознании, пока на него смотришь, но стоит отвернуться – ускользает из памяти как песок из пальцев...
Жемина тихо усмехнулась. Эгорд не понял, что это было – забава или горечь.
– Мое лицо невозможно запомнить не потому, что я особенная. Оно самое обычное. Ты видел его черты в лицах тысяч женщин. Поэтому запомнить нельзя, как нельзя запомнить утекающий из пальцев песок. Каждая песчинка особенная, но песок всегда одинаков.
– Разве обычная может говорить такие необычные слова?
– Это говорит зернышко. Увы, лишь зернышко, которое ты назвал Наядой. Прорастает крайне редко, когда сильно припечет. Большего природа не дала. Даже это платье гораздо удивительнее, чем я.
Жемина проводит ладонью по волшебной переливчатой ткани, в ней плавают зыбкие цветные миражи: рыбки, медузы, черепашки, моллюски в раковинах, водоросли, кораллы...
– В это зернышко ты влюбился... когда оно цвело. А цвести заставила близость смерти, близость необратимых великих перемен. Мы все такие, что герои, что простые. Становимся прекрасными только на краю пропасти.
Молчание. Кажется, что сердце бьет об изнанку чешуйчатого нагрудника словно булава по гонгу.
– Ты ведь любишь ее.
Эгорд задержал дыхание.
– Что?
Жемина подняла взгляд, воин-маг падает в темноту бездонных глаз, нежные, словно аквариумные рыбки, пальчики плывут по его взмокшему лбу, ласково поправляют челку.
– Ты герой, Эгорд. Рожден для великих свершений... И тебе нужна такая же героиня. Сильная, смелая, удивительная, которой сможешь восхищаться, ради которой захочешь совершать подвиги... и которая ради тебя тоже будет совершать подвиги... Ты любишь ее. И она любит тебя.
– Жемина...
– И я люблю тебя, так сильно, как могу... Простая тихая девушка.
– Жемина!..
– Какой подвиг может совершить простая тихая девушка ради любимого героя?
Ладони Жемины, как теплая вода, обтекают лицо Эгорда.
– Уйти с его дороги.
– Жемина, что ты такое гово...
Девушка приложила пальчик к его губам.
Улыбнулась.
– Не называй меня так. Я Наяда.
Эгорд улыбнулся в ответ. Так не пьянило даже лучшее вино...
Он тоже обволакивает ладонью половинку ее личика.
– Ты не можешь быть обычной, Наяда. Обычная не может быть такой прекрасной, как ты сейчас! Сейчас даже о ней не думаю – только о тебе…
Наяда улыбается еще теплее.
– Значит, где-то рядом – пропасть.
Эгорду становится страшно.
– Любимый...
– Да, Наяда?
– Обещай...
– Что?
Молчание.
– Что будешь любить ее так же сильно, как я тебя.
И, не дав вставить слово, подарила поцелуй. Эгорд забывается, ничего нет, кроме сладкого мгновения, сознание хочет свернуться клубочком…
Наяда от Эгорда резко оттолкнулась, в прыжке-полете разворот, силуэт быстро становится меньше, волосы и платье трепещут, тянутся следом как языки синего пламени.
Бежит к двери.
– Наяда, нет!
С ледяным треском Эгорд из кресла вырвался, ноги несут за ней, но уже ясно, что не догнать. Девушку словно подменили, на бегу скинула туфли, мчится легко и быстро, не касаясь земли, как ветер.
– Стой!
Эгорд приказывает ледяным щупальцам схватить. Те разрастаются кустами льда, тянутся за беглянкой, ветви сжимают с обеих сторон, путь преграждает плотная голубая клетка, но когда щупальца к Наяде прикасаются, тут же превращаются в воду, проливаются на землю, Наяда бежит сквозь стены водопадов без потерь скорости.
Платье! Волшебное платье защищает хозяйку!
Эгорд в гневе, корни жирнеют, ветвятся гуще, воин-маг хочет пересилить количеством, чтобы платье не успевало превращать лед в воду, но Наяда с яростными криками перепрыгивает, вырывается, таранит всем телом, ледяные осколки разлетаются вперемешку с кровавыми брызгами.
– Наяда!!!
На последнем рывке девушка прыгнула к двери, летит как птица, рука впереди.
Ладонь попала точно в желоб.
Пых!
Все случилось мгновенно. Не сразу удается осознать, что Наяды нет. Только облачко пепла танцует перед дверью, которая щелкнула... и с гулом начала подниматься. Из вырастающего проема льется молочно-лазурный свет, как из пещеры с кристаллами, где Эгорд Наяду нашел...
Путь свободен.
Тайна, узнать которую Эгорд и Халлиг пытались дни и ночи, сдалась, покорно ждет, когда раскроют...
Но Эгорд не спешит.
Опустошение свалило на колени. И подумать не мог, что пустота бывает такой тяжелой.
Эгорд упал на четвереньки, но черная бездна тяжелеет, вминает несчастного дурака в мерзлую землю, пальцы грызут твердую как камень опору, Эгорд утыкается в нее лицом как в мамин передник, беззвучно рыдает, но ответом лишь холод.
Ледяной холод.
Как в первые минуты жизни, когда плакал в слепой жажде утешения, но вместо материнского тепла выпросил холодные объятия скорпиона.
Витор, Милита... А теперь Наяда. Снова предал, снова!
Ради чего?
http://tl.rulate.ru/book/35457/820190
Использование:
